МЕСЯЦ Отцам посвящается… Сейчас уже невозможно вспомнить с чего
Анекдоты Дети / Анекдоты про сына и отца / Анекдоты про конец светаМЕСЯЦ
Отцам посвящается…
Сейчас уже невозможно вспомнить с чего все началось, да и не важно это.
И так понятно: я, самый взрослый и самый мудрый человек на свете. Двадцать один год — шутка ли? Даже в армии отслужил.
Естественно, как-нибудь там взбрыкнул, не стал слушать советы своего допотопного старика, ответил ему что-то умное и дерзкое, отец обиделся, развернулся и вышел из комнаты.
Так мы перестали разговаривать. Совсем.
Жили в одной квартире и ходили мимо как пассажиры в метро.
Мама шепотом увещевала меня: «Попроси прощения, помирись с папой. Ведь ты же ему нахамил. Вы же оба от этого страдаете»
Я любил папу и очень по нему скучал, но я был глуп, а потому категоричен: — «Ему надо? Пусть сам и мирится. Я и без него проживу, тем более, что скоро поступать уеду, всем будет легче…»
Так прошли три недели гнетущей тишины и вот, наконец, мама проводила меня на вокзал.
Здравствуй новая жизнь!
Я отправлялся в Питер, поступать в институт.
Питер встретил меня прекрасной погодой и на редкость радушными горожанами.
Когда я только сошел с поезда, добрался до метро и менял в автомате белые монетки на пятаки, ко мне неожиданно подошла пожилая женщина и сказала:
– Молодой человек, я вижу, вы приезжий. Вот возьмите карту Ленинграда, тут и схема метро есть. Мне она не нужна, а вам наверняка поможет.
— Спасибо, конечно, но… давайте я вам за нее заплачу.
— Нет, нет — это подарок. Всего хорошего.
И удивительная женщина быстро «поцокала» дальше по своим ленинградским делам.
Ее карта мне и вправду очень пригодилась. Я без труда нашел дорогу в свой институт, а потом и в общагу на другом конце света.
Прошла неделя веселой и суматошной абитуриентской жизни: собрания, консультации, списки литературы, новые друзья.
И вот однажды, после очередного заседания, я вышел в институтский дворик подышать воздухом.
Вдруг вижу: на самой дальней, шумной лавочке, скромно сидит с газеткой мой папа и слегка морщится от надвигающихся на него клубов сигаретного дыма.
Я подошел и ошарашено спросил:
— Папа, а ты что тут делаешь?
Он оторвался от чтения с легкой досадой от того, что его рассекретили:
— Что делаю? Вот, газету читаю.
— Но, зачем ты здесь?
— Приехал тебя поддержать. Поступление — штука серьезная.
— Подожди, а где ты живешь?
— Да, тут гостиниц ни хрена не было, первые четыре ночи на вокзале, а потом догадался, сходил в здешнюю профильную контору, коллеги помогли, ведомственную гостиницу организовали, так что теперь все нормально. Сынок, ты на все консультации ходишь?
— Папа, ты зачем ночевал на вокзале? Ну, чем ты мне можешь здесь помочь?
— Ну, мало ли «чем»? Тебе ведь пригодилась карта города?
И тут я лопнул как мыльный пузырь, попросил у отца прощения и сказал что очень скучал без него весь этот последний месяц.
Отец чуть заметно улыбнулся, засунул мне в нагрудный карман носовой платочек и застегнул его пуговкой.
Моему мудрому старику было тогда сорок восемь лет и жить ему оставалось чуть меньше трех…
…С тех пор прошла почти вечность — четверть века, но я до сих пор жалею, что сам у себя украл целый месяц общения с отцом…
…Иногда, когда я в машине один, на пассажирском сидении я «катаю» своего папу. Еду и вслух ему рассказываю новости о себе.
Папа сосредоточенно смотрит на дорогу, но в глубине души я чувствую, что он доволен…
Отцам посвящается…
Сейчас уже невозможно вспомнить с чего все началось, да и не важно это.
И так понятно: я, самый взрослый и самый мудрый человек на свете. Двадцать один год — шутка ли? Даже в армии отслужил.
Естественно, как-нибудь там взбрыкнул, не стал слушать советы своего допотопного старика, ответил ему что-то умное и дерзкое, отец обиделся, развернулся и вышел из комнаты.
Так мы перестали разговаривать. Совсем.
Жили в одной квартире и ходили мимо как пассажиры в метро.
Мама шепотом увещевала меня: «Попроси прощения, помирись с папой. Ведь ты же ему нахамил. Вы же оба от этого страдаете»
Я любил папу и очень по нему скучал, но я был глуп, а потому категоричен: — «Ему надо? Пусть сам и мирится. Я и без него проживу, тем более, что скоро поступать уеду, всем будет легче…»
Так прошли три недели гнетущей тишины и вот, наконец, мама проводила меня на вокзал.
Здравствуй новая жизнь!
Я отправлялся в Питер, поступать в институт.
Питер встретил меня прекрасной погодой и на редкость радушными горожанами.
Когда я только сошел с поезда, добрался до метро и менял в автомате белые монетки на пятаки, ко мне неожиданно подошла пожилая женщина и сказала:
– Молодой человек, я вижу, вы приезжий. Вот возьмите карту Ленинграда, тут и схема метро есть. Мне она не нужна, а вам наверняка поможет.
— Спасибо, конечно, но… давайте я вам за нее заплачу.
— Нет, нет — это подарок. Всего хорошего.
И удивительная женщина быстро «поцокала» дальше по своим ленинградским делам.
Ее карта мне и вправду очень пригодилась. Я без труда нашел дорогу в свой институт, а потом и в общагу на другом конце света.
Прошла неделя веселой и суматошной абитуриентской жизни: собрания, консультации, списки литературы, новые друзья.
И вот однажды, после очередного заседания, я вышел в институтский дворик подышать воздухом.
Вдруг вижу: на самой дальней, шумной лавочке, скромно сидит с газеткой мой папа и слегка морщится от надвигающихся на него клубов сигаретного дыма.
Я подошел и ошарашено спросил:
— Папа, а ты что тут делаешь?
Он оторвался от чтения с легкой досадой от того, что его рассекретили:
— Что делаю? Вот, газету читаю.
— Но, зачем ты здесь?
— Приехал тебя поддержать. Поступление — штука серьезная.
— Подожди, а где ты живешь?
— Да, тут гостиниц ни хрена не было, первые четыре ночи на вокзале, а потом догадался, сходил в здешнюю профильную контору, коллеги помогли, ведомственную гостиницу организовали, так что теперь все нормально. Сынок, ты на все консультации ходишь?
— Папа, ты зачем ночевал на вокзале? Ну, чем ты мне можешь здесь помочь?
— Ну, мало ли «чем»? Тебе ведь пригодилась карта города?
И тут я лопнул как мыльный пузырь, попросил у отца прощения и сказал что очень скучал без него весь этот последний месяц.
Отец чуть заметно улыбнулся, засунул мне в нагрудный карман носовой платочек и застегнул его пуговкой.
Моему мудрому старику было тогда сорок восемь лет и жить ему оставалось чуть меньше трех…
…С тех пор прошла почти вечность — четверть века, но я до сих пор жалею, что сам у себя украл целый месяц общения с отцом…
…Иногда, когда я в машине один, на пассажирском сидении я «катаю» своего папу. Еду и вслух ему рассказываю новости о себе.
Папа сосредоточенно смотрит на дорогу, но в глубине души я чувствую, что он доволен…
Комментариев пока нет, будь первым!