Да! В продолжение темы про грязный спирт.
У нас в институте долгое время работал некий Юра. Фотографом, и
неплохим. Фотографии, слайды, на конференциях их показывать — такая вот
работа. Потом он стал пить, потом — очень много пить, и в конце концов
опустился окончательно, просто-таки до состояния самого настоящего
бомжа. О фотографии уже вопрос не стоял, так что Юру перевели в
дворники. Семьи у него не было, в квартире жила, вроде бы, сестра, так
что он и жить перебрался в институт, в каморку под лестницу. У кого
появлялась ненужная одежда, он приносил ее Юре, так что обмундирование у
Юры было, можно сказать, казенное. Каждое утро, раньше всех сотрудников,
Юра был на боевом посту и бодро держался за метлу, борясь с хроническим
похмельем путем трудотерапии. Борода его развевалась по ветру, а
вылинявшая тренировочная рубаха (летом) или женское потертое пальто
(зимой), не знаю, где только он его отыскал, хлопали при порывах.
По вечерам Юра, распространяя зловоние и угрозу педикулеза, ходил по
лабораториям в надежде выпить. Кто давал, кто прогонял, но в итоге часам
к семи Юрино похмелье уступало массированному натиску и переходило в
очередное беспамятство.
Пришел он и к нам. Спирта у меня тогда не было, о чем я так Юре и
сказал. Но видно, его уже отовсюду прогнали, откуда могли, так что в
глазах его были боль и отчаяние загнанного зверя. Порыскав взглядом по
комнате, он вдруг сфокусировался и спросил:
— А это что у тебя там?
"А это" было пятилитровой бутылью со сливным спиртом.
Боюсь, у меня не хватит слов описать эту жидкость. Это отработанный
спирт после различных процедур. Примеси ксилола и формалина придают ему
запах — не знаю, с чем сравнить — керосина, что ли... Ацетона...
Дихлофоса... А краситель эозин делает его розово-оранжевым по цвету.
Кусочки тканей после формалина сообщают ему загадочную мутность и
опалесценцию. Пить такое не приходит в голову даже студентам. Но Юра -
другое дело. Решался ведь вопрос жизни и смерти. Не в силах выдержать
его мольбы, я-таки нацедил в стаканчик грамм пятьдесят.
Юра выпил одним махом. Как партийный работник — стопку водки с
серебряного подноса в руках красавицы в кокошнике. Как счастливый отец
на свадьбе сына. Мы следили, как завороженные. А Юра даже запивать стал
не сразу, а все как будто смаковал. Мы в конце концов спросили
(интересно же, что человек чувствует после такого):
— Юра, ну... как?
Ответ нас положил на месте. Юра причмокнул и бодро сказал:
— М-м-м... Букет!
У нас в институте долгое время работал некий Юра. Фотографом, и
неплохим. Фотографии, слайды, на конференциях их показывать — такая вот
работа. Потом он стал пить, потом — очень много пить, и в конце концов
опустился окончательно, просто-таки до состояния самого настоящего
бомжа. О фотографии уже вопрос не стоял, так что Юру перевели в
дворники. Семьи у него не было, в квартире жила, вроде бы, сестра, так
что он и жить перебрался в институт, в каморку под лестницу. У кого
появлялась ненужная одежда, он приносил ее Юре, так что обмундирование у
Юры было, можно сказать, казенное. Каждое утро, раньше всех сотрудников,
Юра был на боевом посту и бодро держался за метлу, борясь с хроническим
похмельем путем трудотерапии. Борода его развевалась по ветру, а
вылинявшая тренировочная рубаха (летом) или женское потертое пальто
(зимой), не знаю, где только он его отыскал, хлопали при порывах.
По вечерам Юра, распространяя зловоние и угрозу педикулеза, ходил по
лабораториям в надежде выпить. Кто давал, кто прогонял, но в итоге часам
к семи Юрино похмелье уступало массированному натиску и переходило в
очередное беспамятство.
Пришел он и к нам. Спирта у меня тогда не было, о чем я так Юре и
сказал. Но видно, его уже отовсюду прогнали, откуда могли, так что в
глазах его были боль и отчаяние загнанного зверя. Порыскав взглядом по
комнате, он вдруг сфокусировался и спросил:
— А это что у тебя там?
"А это" было пятилитровой бутылью со сливным спиртом.
Боюсь, у меня не хватит слов описать эту жидкость. Это отработанный
спирт после различных процедур. Примеси ксилола и формалина придают ему
запах — не знаю, с чем сравнить — керосина, что ли... Ацетона...
Дихлофоса... А краситель эозин делает его розово-оранжевым по цвету.
Кусочки тканей после формалина сообщают ему загадочную мутность и
опалесценцию. Пить такое не приходит в голову даже студентам. Но Юра -
другое дело. Решался ведь вопрос жизни и смерти. Не в силах выдержать
его мольбы, я-таки нацедил в стаканчик грамм пятьдесят.
Юра выпил одним махом. Как партийный работник — стопку водки с
серебряного подноса в руках красавицы в кокошнике. Как счастливый отец
на свадьбе сына. Мы следили, как завороженные. А Юра даже запивать стал
не сразу, а все как будто смаковал. Мы в конце концов спросили
(интересно же, что человек чувствует после такого):
— Юра, ну... как?
Ответ нас положил на месте. Юра причмокнул и бодро сказал:
— М-м-м... Букет!
Комментариев пока нет, будь первым!