СКАЗКА Сам я человек сугубо гражданский, хоть и ник из армии
Анекдоты Студенты / Анекдоты про тетю / Анекдоты про сексСКАЗКА
Сам я человек сугубо гражданский, хоть и ник из армии вроде. Тот чел и
дал (наверное, за габариты мои), который мне эту историю за бутылкой
рассказывал. Смотрел я на него и думал — то ли прикалывается, глазенки-то
хитро блестят, над толстым студентом, то ли правду бывшему однокашнику
бает. Итак, история про солдатскую любовь, про звезды и, как ни странно,
про название утренней пайки.
Каша из Паныча.
У всех в полку была привычка — друг друга по отчествам называть. Ну, там
Иваныч, Петрович (куда же без Петровича в нашей-то жизни), Степаныч,
Палыч и т.д. и т.п., но у одного сержанта отчество было напрочь
неправильное — Владимирович — быстро не скажешь. Приклеилось к нему
Паныч, отчасти из-за фамилии, а отчасти из-за того, что он по деду
польскую кровь имел. Как Паныч стал сержантом и замкомвзвода — непонятно.
Для справедливости сказать, косяков он по службе не имел. Имел он голубые
глаза, тощую согбенную фигуру, неистребимую страсть к поэзии и женскому
полу. С последним в полку была напряженка, из доступного — повариха тетя
Маша 125-ти кг весом + все вредные привычки и ее дочь Маринка — девица,
только окончившая школу и работающая так же на полковой кухне при мамке.
Под дембель Паныч воспылал по Маринке страстью. Она, суровая
провинциальная красавица, почему-то отвечала взаимностью. Он почаще
старался ходить старшим наряда по кухне, столовой, писал одухотворенные
стихи вроде: «Она прошла и опьянила томящим сумраком духов, и быстрым
взором оттенила возможность невозможных слов». Короче, уединение и секс
на разделочном столе были для неискушенной Маринки неизбежностью. И вот
он, пик межполовых отношений. Наряд услан, влюбленные совокупляются, то
бишь если приглядеться — ебутся в ночи, как вдруг грозные голоса
дежурного по части, дежурного по столовой и… поварихи. Приближаются.
То ли тушенки где не досчитались, то ли повариха дочь потеряла…
Есть в армейских кухнях огромные электрические котлы или чаны, черть ихЪ
знаить. Убежать было некуда, спрятаться негде. В котлах с вечера грелась
вода для утренней каши, бигуса, чая и всего подобного. Сладкая парочка
переглянулась и тотчас уместилась в одном из этих чудовищ. Котлы должны
быть закрыты герметично, чтобы вода к утру закипела, пар выходит через
клапана. «Непорядок!», — сказал дежурный по части, укоризненно взглянув
на сопровождающих, и запечатал приоткрытый котел.
Есть Бог на свете. Через несколько минут заглянул на кухню дух из наряда
и подумал, что методичный стук в стены котла тоже «непорядок». До самого
дембеля он оставался «золотым духом».
С тех пор и повелось в полку называть любое утреннее блюдо «Каша из
Паныча».
Извини, читатель и критик, за долгий рассказ. Но сидит сейчас передо мной
гвардии старший сержант запаса Паныч, разливает по новой, смотрит
хитрыми глазенками, и не поймешь, откуда это у него седина, то ли после
Кавказа, то ли после того котла…
И радует глаз рядом сидящая жена его — Маринка.
Сам я человек сугубо гражданский, хоть и ник из армии вроде. Тот чел и
дал (наверное, за габариты мои), который мне эту историю за бутылкой
рассказывал. Смотрел я на него и думал — то ли прикалывается, глазенки-то
хитро блестят, над толстым студентом, то ли правду бывшему однокашнику
бает. Итак, история про солдатскую любовь, про звезды и, как ни странно,
про название утренней пайки.
Каша из Паныча.
У всех в полку была привычка — друг друга по отчествам называть. Ну, там
Иваныч, Петрович (куда же без Петровича в нашей-то жизни), Степаныч,
Палыч и т.д. и т.п., но у одного сержанта отчество было напрочь
неправильное — Владимирович — быстро не скажешь. Приклеилось к нему
Паныч, отчасти из-за фамилии, а отчасти из-за того, что он по деду
польскую кровь имел. Как Паныч стал сержантом и замкомвзвода — непонятно.
Для справедливости сказать, косяков он по службе не имел. Имел он голубые
глаза, тощую согбенную фигуру, неистребимую страсть к поэзии и женскому
полу. С последним в полку была напряженка, из доступного — повариха тетя
Маша 125-ти кг весом + все вредные привычки и ее дочь Маринка — девица,
только окончившая школу и работающая так же на полковой кухне при мамке.
Под дембель Паныч воспылал по Маринке страстью. Она, суровая
провинциальная красавица, почему-то отвечала взаимностью. Он почаще
старался ходить старшим наряда по кухне, столовой, писал одухотворенные
стихи вроде: «Она прошла и опьянила томящим сумраком духов, и быстрым
взором оттенила возможность невозможных слов». Короче, уединение и секс
на разделочном столе были для неискушенной Маринки неизбежностью. И вот
он, пик межполовых отношений. Наряд услан, влюбленные совокупляются, то
бишь если приглядеться — ебутся в ночи, как вдруг грозные голоса
дежурного по части, дежурного по столовой и… поварихи. Приближаются.
То ли тушенки где не досчитались, то ли повариха дочь потеряла…
Есть в армейских кухнях огромные электрические котлы или чаны, черть ихЪ
знаить. Убежать было некуда, спрятаться негде. В котлах с вечера грелась
вода для утренней каши, бигуса, чая и всего подобного. Сладкая парочка
переглянулась и тотчас уместилась в одном из этих чудовищ. Котлы должны
быть закрыты герметично, чтобы вода к утру закипела, пар выходит через
клапана. «Непорядок!», — сказал дежурный по части, укоризненно взглянув
на сопровождающих, и запечатал приоткрытый котел.
Есть Бог на свете. Через несколько минут заглянул на кухню дух из наряда
и подумал, что методичный стук в стены котла тоже «непорядок». До самого
дембеля он оставался «золотым духом».
С тех пор и повелось в полку называть любое утреннее блюдо «Каша из
Паныча».
Извини, читатель и критик, за долгий рассказ. Но сидит сейчас передо мной
гвардии старший сержант запаса Паныч, разливает по новой, смотрит
хитрыми глазенками, и не поймешь, откуда это у него седина, то ли после
Кавказа, то ли после того котла…
И радует глаз рядом сидящая жена его — Маринка.
Комментариев пока нет, будь первым!