В поезда дальнего следования Сашка трезвым не садился Бзик
Анекдоты Авиация и транспорт / Анекдоты про собакВ поезда дальнего следования Сашка трезвым не садился. Бзик такой, или
считайте как хотите, а он один раз крепко поддатым на поезд из-за этого
немного опоздал в Каменске. Это ему жизнь и спасло. Может и не это, а
просто повезло, но в голове засело крепко. С той поры, ни в поезд, ни в
самолет трезвым ни-ни, не садился.
Сашка человек добродушный и воспитанный, в транспорте ведет себя
прилично, к людям не пристает, так — с проводницей если познакомится и
чаю у нее попросит. И все. Поговорить "за жизнь" с той же проводницей,
или с попутчиками он может, конечно, но сам не навязывается и слушает в
основном.
Вот, в соответствии с этой традицией, Сашка в поезд и садился. Ранним
вечером и сильно выпивши. Но это не беда: его до поезда из гостиницы
двое трезвых друзей провожали. Серега с Гошкой. Они и вещи тащили. Хотя
чего там тех вещей — спортивная сумка и пакет с едой и бутылкой на
всякий случай, если захочется. Нормально все. Проводница было уперлась.
Не пущу в вагон пьяного, откуда я знаю, может он блевать и буянить
будет, ссаживай его потом и в милицию сдавай, зачем мне такая морока, я
спать хочу. Но Серега уговорил. Детьми, говорит, Клава, клянусь, что он
смирный, спать не меньше тебя хочет и до самой Москвы не проснется.
Детей, правда, у Сереги не было, но Клаве-то откуда знать? Тем более,
что Серега не спрашивал, как ее зовут. Завели Сашку в пустое купе, сумку
под полку пристроили, а пакет Серега на столик поставил. Он его Сашке
больше всего не доверял, водка же там — беречь надо. Жарко только. Но
хорошо, что нет никого. Сашка разделся до плавок, завернулся в простыню
и уснул на своей нижней еще поезд не отправился.
Проснулся он часа через четыре. Оглядевшись и прислушавшись, Сашка
заметил, что он в купе не один: с одной верхней полки на него смотрели
две шкодливых рожицы пацанов лет десяти, а на другой полке кто-то
ворочался и по-женски сопел. Сашке захотелось чаю. Одеваться при
незнакомых людях он счел неудобным, встал, нащупав ногами ботинки,
поправил на себе простыню и весь в белом, как древний римлянин отправился
в купе проводников. Подойдя к купе Сашка снова поправил простыню,
постучался и распахнул дверь.
— Здравствуйте, — сказал он, вагон мотнуло, Сашка отпрянул от двери,
прислонившись задницей к титану и зацепившись за него простыней, вагон
мотнуло обратно, Сашка влетел в купе, бухнувшись на колени перед сидящей
за столиком проводницей. Как есть в плавках — простыня осталась висеть в
коридоре.
— Нельзя ли мне два чая, голубушка, — продолжил Сашка начатую фразу, не
поднимаясь с колен.
Голубушка, оценив обстановку, понимая, что голые мужики, отбросив
простыню и встав на колени, чаем не ограничиваются, затрубила как дикая
мамонтиха, убегающая от дикого мамонта и треснула Сашку по голове
кожаной папкой с разложенными по кармашкам билетами.
— Извините, видимо я не вовремя, — произнес немного огорошенный Сашка и
быстро ретировался, подобрав по дороге простыню. Его никто не
преследовал.
Убедившись, что в его купе все спят, Сашка оделся, приведя себя в
подобающий вид, и прилег, рассчитывая выждать полчасика и повторить
попытку получения чая, когда проводница немного успокоится. И
естественно заснул. Через пару часов он открыл глаза. Было все еще
темно, за окном мелькали редкие фонари, а на полке где он раньше видел
две детские рожице кто-то напряженно сопел под одеялом. Чаю хотелось еще
сильней. Но было боязно идти к проводнице с пустыми руками. И тут Сашка
вспомнил про водку.
— Подарю, — подумал он, сунул руку в пакет и чуть не заорал на весь
вагон: рука наткнулась на что-то ужасно колючее. Осмотрев уколотую руку
и, нифига не заметив сквозных ран, Сашка аккуратно отвернул края пакета
и увидел кактус. Большой колючий кактус, чуть раньше украшавший собой
гостиничный номер. Кактус был в горшке и, как ни в чем ни бывало, цвел.
— Суки, — процедил Сашка сквозь зубы, понимая теперь, почему Серега всю
дорогу от гостиницы до вокзала тащил пакет сам, не давая ему в руки, -
жулики гостиничные, а не друзья.
Но вытащив из пакета горшок с цветущим кактусом и бутылку Сашка
приободрился: теперь к проводнице можно было идти не только с водкой, но
и как положено — с цветами. Утешив себя этой мыслью, Сашка встал,
одернув пиджак и поправив воротник рубашки, он взял кактус «на отлет» в
левую руку, как джентльмены носят цилиндры, подхватил пузырь правой и
отправился знакомой дорогой за чаем. Подойдя к купе он выдохнул, понюхал
собственный «выдох» не предмет перегара, подивился легкому мятному
запаху, постучался и распахнул дверь.
— Здравствуйте, — сказал он, вагон мотнуло, Сашка отпрянул от двери,
вагон мотнуло обратно, Сашка пулей влетел в купе и опять бухнулся на
колени.
— Может все-таки чайку? — договорил он с пола, протягивая проводнице
цветок и прижав к сердцу руку с бутылкой.
— Простите, пожалуйста, — продолжил он, вновь схлопотав по голове папкой
с билетами, — что ж вы деретесь-то все время, я совсем не такой
страшный. Мне просто очень чаю хочется.
Сашка закончил монолог и пристально взглянул на забившуюся в угол
проводницу. Из угла на Сашку смотрели расширенные ужасом два огромных
девичьих глаза. Рот был открыт в беззвучном крике.
— Да не страшный я, — повторил Сашка, повернулся к зеркалу и опешил: из
зеркала на него смотрело что-то средннее между очковой коброй, собакой
Баскервилей и индейцем Сиу в боевой раскраске. В зеркале отражалось
нечто в Сашкином пиджаке с цветущим кактусом в одной руке и бутылкой в
другой. В зыбком вагонном свете, вокруг глаз этого нечно бликовали и
слегка фосфоресцировали широкие белые полосы, обрамляющие провалившиеся
черные глазницы. Такие же полосы шли от ушей к подбородку, заменяя
бакенбарды и бороду. На лбу было большое белое пятно. Сашка машинально
дотронулся до пятна и понюхал палец — пахло зубной пастой. Сашка
попробовал белое вещество на вкус. Точно паста. Сашка выглянул из купе и
заметил две высунутые в коридор детские головенки.
— Раскрасили, черти, — громко сказал Сашка, — вот я вас!
«Черти» тут же хихикнули и скрылись в двери его купе, а Сашка пошел
умываться.
Любой другой на Сашкином месте пошел бы разбираться с извазюкавшими его
пацанами. Но Сашке очень хотелось чая. Смыв с себя зубную пасту он
причесался и опять отправился в купе проводников мириться с проводницей.
Подойдя к купе он постучался и распахнул дверь. Вагон мотнуло.
Кстати, Сашка потом говорил, что проводницу вовсе и не Клавой звали.
Зиночкой оказалась. Студенка на практике.
считайте как хотите, а он один раз крепко поддатым на поезд из-за этого
немного опоздал в Каменске. Это ему жизнь и спасло. Может и не это, а
просто повезло, но в голове засело крепко. С той поры, ни в поезд, ни в
самолет трезвым ни-ни, не садился.
Сашка человек добродушный и воспитанный, в транспорте ведет себя
прилично, к людям не пристает, так — с проводницей если познакомится и
чаю у нее попросит. И все. Поговорить "за жизнь" с той же проводницей,
или с попутчиками он может, конечно, но сам не навязывается и слушает в
основном.
Вот, в соответствии с этой традицией, Сашка в поезд и садился. Ранним
вечером и сильно выпивши. Но это не беда: его до поезда из гостиницы
двое трезвых друзей провожали. Серега с Гошкой. Они и вещи тащили. Хотя
чего там тех вещей — спортивная сумка и пакет с едой и бутылкой на
всякий случай, если захочется. Нормально все. Проводница было уперлась.
Не пущу в вагон пьяного, откуда я знаю, может он блевать и буянить
будет, ссаживай его потом и в милицию сдавай, зачем мне такая морока, я
спать хочу. Но Серега уговорил. Детьми, говорит, Клава, клянусь, что он
смирный, спать не меньше тебя хочет и до самой Москвы не проснется.
Детей, правда, у Сереги не было, но Клаве-то откуда знать? Тем более,
что Серега не спрашивал, как ее зовут. Завели Сашку в пустое купе, сумку
под полку пристроили, а пакет Серега на столик поставил. Он его Сашке
больше всего не доверял, водка же там — беречь надо. Жарко только. Но
хорошо, что нет никого. Сашка разделся до плавок, завернулся в простыню
и уснул на своей нижней еще поезд не отправился.
Проснулся он часа через четыре. Оглядевшись и прислушавшись, Сашка
заметил, что он в купе не один: с одной верхней полки на него смотрели
две шкодливых рожицы пацанов лет десяти, а на другой полке кто-то
ворочался и по-женски сопел. Сашке захотелось чаю. Одеваться при
незнакомых людях он счел неудобным, встал, нащупав ногами ботинки,
поправил на себе простыню и весь в белом, как древний римлянин отправился
в купе проводников. Подойдя к купе Сашка снова поправил простыню,
постучался и распахнул дверь.
— Здравствуйте, — сказал он, вагон мотнуло, Сашка отпрянул от двери,
прислонившись задницей к титану и зацепившись за него простыней, вагон
мотнуло обратно, Сашка влетел в купе, бухнувшись на колени перед сидящей
за столиком проводницей. Как есть в плавках — простыня осталась висеть в
коридоре.
— Нельзя ли мне два чая, голубушка, — продолжил Сашка начатую фразу, не
поднимаясь с колен.
Голубушка, оценив обстановку, понимая, что голые мужики, отбросив
простыню и встав на колени, чаем не ограничиваются, затрубила как дикая
мамонтиха, убегающая от дикого мамонта и треснула Сашку по голове
кожаной папкой с разложенными по кармашкам билетами.
— Извините, видимо я не вовремя, — произнес немного огорошенный Сашка и
быстро ретировался, подобрав по дороге простыню. Его никто не
преследовал.
Убедившись, что в его купе все спят, Сашка оделся, приведя себя в
подобающий вид, и прилег, рассчитывая выждать полчасика и повторить
попытку получения чая, когда проводница немного успокоится. И
естественно заснул. Через пару часов он открыл глаза. Было все еще
темно, за окном мелькали редкие фонари, а на полке где он раньше видел
две детские рожице кто-то напряженно сопел под одеялом. Чаю хотелось еще
сильней. Но было боязно идти к проводнице с пустыми руками. И тут Сашка
вспомнил про водку.
— Подарю, — подумал он, сунул руку в пакет и чуть не заорал на весь
вагон: рука наткнулась на что-то ужасно колючее. Осмотрев уколотую руку
и, нифига не заметив сквозных ран, Сашка аккуратно отвернул края пакета
и увидел кактус. Большой колючий кактус, чуть раньше украшавший собой
гостиничный номер. Кактус был в горшке и, как ни в чем ни бывало, цвел.
— Суки, — процедил Сашка сквозь зубы, понимая теперь, почему Серега всю
дорогу от гостиницы до вокзала тащил пакет сам, не давая ему в руки, -
жулики гостиничные, а не друзья.
Но вытащив из пакета горшок с цветущим кактусом и бутылку Сашка
приободрился: теперь к проводнице можно было идти не только с водкой, но
и как положено — с цветами. Утешив себя этой мыслью, Сашка встал,
одернув пиджак и поправив воротник рубашки, он взял кактус «на отлет» в
левую руку, как джентльмены носят цилиндры, подхватил пузырь правой и
отправился знакомой дорогой за чаем. Подойдя к купе он выдохнул, понюхал
собственный «выдох» не предмет перегара, подивился легкому мятному
запаху, постучался и распахнул дверь.
— Здравствуйте, — сказал он, вагон мотнуло, Сашка отпрянул от двери,
вагон мотнуло обратно, Сашка пулей влетел в купе и опять бухнулся на
колени.
— Может все-таки чайку? — договорил он с пола, протягивая проводнице
цветок и прижав к сердцу руку с бутылкой.
— Простите, пожалуйста, — продолжил он, вновь схлопотав по голове папкой
с билетами, — что ж вы деретесь-то все время, я совсем не такой
страшный. Мне просто очень чаю хочется.
Сашка закончил монолог и пристально взглянул на забившуюся в угол
проводницу. Из угла на Сашку смотрели расширенные ужасом два огромных
девичьих глаза. Рот был открыт в беззвучном крике.
— Да не страшный я, — повторил Сашка, повернулся к зеркалу и опешил: из
зеркала на него смотрело что-то средннее между очковой коброй, собакой
Баскервилей и индейцем Сиу в боевой раскраске. В зеркале отражалось
нечто в Сашкином пиджаке с цветущим кактусом в одной руке и бутылкой в
другой. В зыбком вагонном свете, вокруг глаз этого нечно бликовали и
слегка фосфоресцировали широкие белые полосы, обрамляющие провалившиеся
черные глазницы. Такие же полосы шли от ушей к подбородку, заменяя
бакенбарды и бороду. На лбу было большое белое пятно. Сашка машинально
дотронулся до пятна и понюхал палец — пахло зубной пастой. Сашка
попробовал белое вещество на вкус. Точно паста. Сашка выглянул из купе и
заметил две высунутые в коридор детские головенки.
— Раскрасили, черти, — громко сказал Сашка, — вот я вас!
«Черти» тут же хихикнули и скрылись в двери его купе, а Сашка пошел
умываться.
Любой другой на Сашкином месте пошел бы разбираться с извазюкавшими его
пацанами. Но Сашке очень хотелось чая. Смыв с себя зубную пасту он
причесался и опять отправился в купе проводников мириться с проводницей.
Подойдя к купе он постучался и распахнул дверь. Вагон мотнуло.
Кстати, Сашка потом говорил, что проводницу вовсе и не Клавой звали.
Зиночкой оказалась. Студенка на практике.
Комментариев пока нет, будь первым!